Он опять кивнул:
— Ну, похоже на то. И немного в босса.
— Может быть, — с сомнением сказала я, приподняв бровь. — А может, она им просто восхищается. Следует ли брать в расчет ее мнение о Хло?
Эл нахмурился:
— Я ей верю. Эта Хло напоминает червивое яблоко. Вышла за отца своего парня! Может, нам взять Молли свидетелем? Пусть даст показания о ее поведении. В защиту Юпитера, и, возможно, против Хло, если Вассерман придумает, как сделать, чтобы обвинение не выступило с протестом.
— Не знаю. Нет, свидетелем она будет удачным. Присяжные любят блондинок. Но боюсь, что от ее показаний будет больше вреда, чем пользы.
— Почему?
— Молли неравнодушна к Юпитеру и не выносит Хло, это очевидно. Ее можно обвинить в предвзятом отношении. Хуже того, она знает, насколько Хло взбудоражила Юпитера. Она же говорила, что Хло помешала его лечению, что он ее любил, и пришел в полное отчаяние, когда она вышла за его отца. Вот тебе и мотив для убийства.
— Мысль правильная. А доктор?
Я пожала плечами:
— Не знаю, подойдет ли. Он должен дать показания, что программа Юпитеру помогла. И к тому же присяжным может не слишком понравиться клиника. Очень уж роскошная.
— Мерзость какая. Они должны потеть за решеткой, а не в горячей ванне.
— Ради Бога, Эл. Наркомания — это болезнь.
— Да, конечно. Покажи мне онкологическую больницу, хоть отдаленно напоминающую этот центр.
Мы пререкались всю дорогу до Лос-Анджелеса, пока Эл не высадил меня у детского сада Исаака. Я позвонила туда, когда стало ясно, что мы опоздаем, и попросила оставить Исаака в вечерней группе. Позвонила и Питеру, который согласился пораньше уехать с совещания на студии и забрать Руби. Когда я вошла, Исаак сидел за столом, приклеивал макароны к листку цветной бумаги и болтал с двумя другими малышами.
— Мама! — он вскочил со стула и подбоченился. — Ты опоздала! Все из младшей группы уже ушли домой, и я остался со старшей. А я не из старшей!
— Знаю, милый, извини, — я взяла его на руки. — Не страшно ведь, если ты один день побудешь в старшей группе?
Он чмокнул меня в щеку и потерся носом о мой нос:
— Ладно, мамуля. Только на полдник им давали яблоки, а ими совсем не наешься. Поэтому я хочу булочку. Или мороженое.
— Посмотрим, зайка, — я крепко прижала его к себе.
От младенца остались только пухлые щечки и нежная шейка. Во всем остальном он стал маленьким мальчиком: тонкие ноги, острые локти и костлявые коленки. Ямочки с кулачков исчезли, а теплый детский аромат почти полностью сменился запахом щенков, песка и содержимого карманов. Через каких-то несколько месяцев этот мальчишка уже не будет моим малышом. Он зашагает в мир, его вытеснит другой круглый и мягкий карапуз. Как хочется, чтобы он остался со мной подольше. Я прильнула к сыну, и во мне поднялась буря протеста против того, что скоро это кончится. В один прекрасный день Исаак перестанет обвивать меня руками и ногами, прекратит целовать и прижиматься. Он станет слишком большим, слишком застенчивым, чтобы выражать свою любовь так открыто. Я с ужасом ожидала, как он отвернется. Трагедия в том, что если вы хорошие родители, ваша любовь обречена превратиться в безответную страсть. Я всегда буду любить Исаака, как сейчас, а вот ему придется найти другие объекты обожания. Я подумала о своей маме, о том, что хотя продолжаю любить ее с отцом, главным в моей жизни, центром Вселенной стала моя маленькая семья: Руби, Исаак, Питер. Когда-нибудь Исаак почувствует то же самое. Он не перестанет любить меня и отца, но главными для него станут его жена и дети. Я крепче прижала сына к себе, стараясь сохранить в памяти это ощущение. Вдохнула запах его волос, ткнулась губами в шелковистую кожу на шейке и заставила себя запомнить запах Исаака на тот день, когда он будет принадлежать мне только в памяти.
На следующее утро я позвонила врачу, чтобы договориться о первом осмотре по поводу беременности. На мое счастье, в последний момент кто-то отменил консультацию, и меня согласились принять до обеда. Если я правильно рассчитала, мне удастся отвезти Исаака в Лос-Фелис в детский сад, по дороге завезти Руби в школу, успеть в другой конец города к врачу в офис у «Синайского Кедра» и вернуться в центр, чтобы поймать Эла в тюрьме и еще раз поговорить с Юпитером. Придется три раза ездить через весь город, но если не будет пробок, то нормально. Спросите любого жителя Лос-Анджелеса, сколько времени нужно, чтобы добраться туда-то, и в ста процентах случаев вам ответят — двадцать минут. По необъяснимому сочетанию противоречий и в силу оптимизма автолюбителей все места Лос-Анджелеса оказываются в двадцати минутах езды друг от друга. Конечно, если нет пробок. Иначе эти двадцать минут нужно умножить на десять, но и тогда вы все еще будете сидеть в машине и задаваться вечным вопросом: стоит ли рискнуть и поехать не по автостраде, а через город?
Я хорошо продумала маршрут. Петляла по переулкам, слетала с «лежачих полицейских» как с трамплина, и не успели волосы высохнуть после душа, как я уже лежала, задрав колени, в гинекологическом кресле. Доктор подтвердил то, что я знала и так. Я беременна. Семь недель и плюс пять килограммов. Прямая дорожка к тому, чтобы стать коровой.
В регистратуре я записалась к врачу на три месяца вперед и получила пакет с витаминами для беременных, талонами на покупку лосьона для рук и проспектами компаний, производящих детское питание. Реклама убеждала, что, конечно же, нет ничего лучше материнского молока, но они в любой момент готовы облегчить мою жизнь, обеспечив ребенка своим сбалансированным искусственным молоком. Я взяла пакет, размышляя, выбросить его в мусорку прямо здесь или через несколько месяцев, после того как он проваляется в машине.